Музей как семейное дело

Лучшие
из поколения,
цвести вам —
не увядать!
Вашего покорения
бедам — не увидать!
Разные будут случаи —
будьте сильны и дружны.
Вы ведь на то и лучшие —
выстоять вы должны.
Евгений Евтушенко

У настоящих русских меценатов всегда было государственное отношение к бизнесу. Они понимали, что семейное дело может процветать только в процветающей стране. Благодаря этому в России складывалась определенная культура владения богатством, частью которой были добровольные пожертвования, то есть меценатство. В ХVIII – XIX веке нежелание принимать участие в делах благотворительности считалось дурным тоном.

Сегодня наш рассказ об удивительном семейном деле – первом частном Музее славянской мифологии. Его создал томский бизнесмен, историк по образованию, Геннадий Михайлович Павлов. Музей был не единственным детищем Геннадия Михайловича. Ему предшествовало восстановление часовни Федора Томского на территории Богородице-Алексеевского мужского монастыря. Интересно, что восстановление часовни приходится на самый разгар «лихих девяностых». Даже в этот сложный период, Геннадий Михайлович находил возможность материально поддерживать культурную жизнь родного города. Сегодня мы поговорили с Ольгой Павловой, директором первого частного музея славянской мифологии и дочерью Геннадия Михайловича. Мы спросили – как возник этот уникальный музей и как он живет и развивается сегодня.

Ольга, здравствуйте. Очень рада встретиться с вами. Готовясь к интервью, я просматривала ваши посты и фото в социальных сетях. От того, как вы живете, как вы выглядите и что вы делаете буквально заряжаешься мощной положительной энергией и позитивом. Ольга, ваш музей давно вышел за свои формальные границы, благодаря участию в различных культурных и просветительских проектах. Скажите, пожалуйста, вам помогает сознание того, что вы продолжаете дело своего отца?

Безусловно, да. И с каждым годом, взрослея и обретая все больший опыт, я все сильнее чувствую эту преемственность. И она дает мне уверенность и гордость за то, что я смогла сохранить и преумножить. За то, что создал мой отец. Когда папа ушел из жизни в 2015 году, мне было очень сложно. Я была молодым и амбициозным человеком. Да, я могу себя назвать амбициозной барышней, и мне было сложно смириться с мыслью, что не я сама заработала средства на открытие музея.

В российском социуме существует предубеждение по поводу того, что ты не самостоятельно заработал и что было дано тебе твоими родителями. Я чувствовала подобное отношение. К сожалению, советский период прервал традицию преемственности. Сейчас семейное дело по наследству только начинает нарабатывать положительное реноме.

Еще об одном уникальном частном музее читайте в статье “Музей семейной истории в Елабуге”

И поэтому, внутри себя, я прошла определенный эволюционный период. Были и неуверенность, и даже синдром самозванца. Потому что не ты сам построил эти стены, они были воздвигнуты твоим родителем. Но сейчас, когда музей уже набрал обороты и когда пройден очень сложный путь, буквально протаранен этот лед, я чувствую свои личные успехи и успехи моей команды. Я горжусь тем, что все это удалось не потерять и не разбазарить, не раствориться в суете. В моем случае была ситуация «либо пан, либо пропал». Либо ты сможешь пойти по верному пути, либо у тебя этого не получится. Все получилось и сейчас я очень горжусь преемственностью нашего семейного дела, всегда о ней говорю.

Расскажите, пожалуйста о том, как ваш отец, Геннадий Михайлович Павлов, создавал Первый музей славянской мифологии?

Музею предшествовала общественная библиотека «Русский путь», которая была открыта в 2005 году. В течении первых двух – трех лет папа собирал литературу, посвященную отечественной истории, самым ее древнейшим пластам. Это был дохристианский период, а также период становления древнерусского государства, принятия христианства. Затем фокус сместился на народную культуру.

Отцу, как человеку слова и дела, не понравилось, что библиотека стала местом, где только собирались ученые мужи, которые читали, обсуждали и дискутировали. К сожалению, все эти разговоры никак не конвертировалось в дело. И тогда папа очень быстро переформатировал библиотеку в художественную коллекцию. Здесь уже был другой формат работы с посетителями. Этот музей был открыт в 2007 году.

Мы с сестрой росли в окружении книг. Я помню постоянно читающего отца. Он был историком по образованию, работал в школе, правда не долго – два года. Затем наступило перестроечное время, и в школе стало невозможно заработать средства на содержание семьи. И началась настоящая пахота – отец прошел путь от каменотеса до коммерсанта, основателя крупной сети по производству и продаже строительных материалов.

Это не помешало ему сохранить интерес к истории и распространить этот интерес на членов нашей семьи. Отец открыл музей, когда я училась на втором курсе. Здесь очень важно сказать, что отец всегда хотел себя проявить в пространстве просвещения и культуры. А также в меценатских проектах. До библиотеки и музея, он восстановил часовню Федора Томского на территории Богородице-Алексеевского мужского монастыря.

Ольга, это просто потрясающий факт! Готовясь к интервью, я нашла информацию о том, что ваш отец восстановил часовню на территории монастыря в самый разгар «лихих девяностых». Тогда все думали о хлебе насущном, а для него духовные интересы были на первом месте.

Да он постоянно находился в духовном поиске. Со временем метания и поиски ответа на знаменитый гоголевский вопрос: «Русь, куда же несешься ты?» привели его уже в языческий период. Он пытался в этом периоде найти ответ на вопрос о судьбе России. Это был путь поисков и любви к тому пространству, к той родной земле, где ты живешь. А также очень острое осознание сопричастности с ней.

Я читала о том, что здание Первого музея славянской мифологии тоже построил ваш отец. До этого я была абсолютно уверена, что это историческое здание, настолько органично оно вписано в городской ландшафт.

Да, когда коллекция стала расти, то стало понятно, что музею нужно другое здание. Здание нашего музея было спроектировано и построено по заказу моего отца томским архитектором Сергеем Балтиным. Он вдохновлялся в этой работе творчеством сибирского архитектора Фортунана Гута. Именно благодаря такому серьезному подходу здание так органично вписывается в окружающую среду. И так соразмерно как с исторической застройкой, так и с природным ландшафтом. Здание находится у самого подножья Воскресенской горы, как бы поддерживая ее. На фасаде нашего музея расположено керамическое панно ручной работы в стиле модерн. Его создал скульптор Чингиз Базаров.

Я сейчас подумала о том, что ваш отец – это своеобразный современный Савва Морозов. Владимир Иванович Немирович-Данченко говорил, что силу капитализма Савва Морозов понимал в широком государственном масштабе. У вашего отца такое же государственное отношение к бизнесу. Ольга, а в чем вы видите свой вклад в развитие музея, как в семейного дела?

Я в основном рассказала об этом, отвечая на первый вопрос. Сейчас я вижу этот вклад во всем. Мы существуем с 2007 года. Первоначально это была совсем маленькая галерея. Будучи еще совсем юной барышней, я уже собирала коллекцию. На мне были все контакты с художниками, организация доставки. Иногда приходилось привозить картины буквально на своей спине. Сейчас сложно представить, что тогда еще не было транспортных компаний. Доставлять картины приходилось в поездах… Я буквально спала под картинами, а картины спали на мне.

Формально я стала директором в двадцать пять лет. И уже на протяжении десяти лет я вся в нашем семейном деле. Отдаюсь этому делу полностью и бесповоротно. То, чего сейчас достиг музей, то, каким музей видит общественность сейчас, это, конечно, благодаря тому началу, тому зерну, который был заложен моим отцом. Но к этому нужно прибавить и мои личные усилия, а также усилия нашей потрясающей команды. И очень важно, что весь путь со мной проходит моя мама, Елена Ивановна. Сейчас она имеет возможность не погружаться в это с головой, но в самые острые моменты она подключается.

Так получилось, что у меня нет непосредственного руководителя – я сама себе руководитель. Я сама ставлю перед собой задачи, которые пытаюсь реализовать. А к маме я обращаюсь, в основном, по кадровым моментам. Здесь мне еще учиться и учиться. Также и по различным налоговым нюансам я всегда имею возможность обратиться к маме.

Мама все эти годы, после смерти отца, является генеральным управляющим строительной сети. Холдинг «Стройдеталь» они создали вместе с отцом. Благодаря этому у музея есть надежная поддержка. Я очень горжусь тем, что в настоящее время наш музей вышел на уровень самоокупаемости. Сейчас музей – это уже подрощенный ребенок, который может сказать родителям: «Все, я теперь сам». Этот подросток пришел к самостоятельности благодаря очень мощной изначальной поддержке со стороны предприятий, которые были основаны отцом и которые они вместе с мамой вели. А мама и сейчас продолжает вести.

Ольга, в названии нашей компании есть слово «наследие». Интересно, что это слово стало словом 2023 года. Само слово становится актуальным в аспекте связи с нашими предками, с предшествующими поколениями. А самое главное — с их достижениями. Мы начинаем воспринимать себя в качестве наследников. Конечно, не в материальном смысле, а в культурном. В чем, на ваш взгляд, заключается уникальность музеев в деле сохранения наследия?

Формулировка вопроса вызывает у меня улыбку. Мы и в материальном смысле наследник, потому что мир материальной культуры связывает нас с предками. Это прямое вещественное наследие. И это вещественное наследие очень важно для того, чтобы почувствовать нашу связь с предками. Через материальный предмет, бытовавший, например, сто лет назад, ты можешь буквально осязать связь с предшествующими поколениями. В этом и есть ценность музейного пространства. Оно становится миром предметов, которые являются своеобразными маркерами времени. Такие предметы являются и материальными, и культурными объектами. Они проявляют себя в поле смыслов и живут в этом поле по-новому.

Уникальность музея в деле сохранения наследия, заключается, в первую очередь, в том, что мы работаем с предметным рядом. Ни одно другое учреждение культуры, кроме музея, не взаимодействует с гостем, благодаря включению в разговор предмета. Мы ныряем в поле культурных смыслов предмета и становимся сопричастными этим культурным смыслам.