Homo ludens: человек играющий

«Весь мир — театр, и люди в нём — актёры», «Что наша жизнь — игра!»… эти крылатые фразы известны многим людям. В некоторых случаях эти выражения говорят о людском лицемерии, о фальши и о притворстве; действительно, «игра» во всех языках имеет и эти значения. Кажется, что это слово обозначает что-то ненастоящее. Но на самом деле нет ничего более важного в жизни человека, чем игра. 

Так утверждает голландский философ и исследователь культуры Йохан Хейзинга в главном труде своей жизни — в трактате Homo Ludens, вышедшем в 1938 году. «Человеческая культура возникает и разворачивается в игре», — утверждает исследователь. Так ли это? Какое значение игра имеет для человека самого по себе и для человечества в целом? Рассказываем в нашей статье. 

Кто такой Хейзинга? 

Для начала расскажем, кто такой этот самый Йохан Хейзинга. Был он, как мы уже сказали, голландским философом и исследователем культуры. И если его диссертация, которую Хейзинга защитил в 1897 году, посвящалась образу видушаки в индийской драме, то далее исследователь сконцентрировался на эпохе европейского Средневековья. Заметим, что видушаки — это комический образ в традиционной индийской культуре, который постоянно издевается над главным героем; так или иначе, это аналог нашего привычного шута. Игровой персонаж.

Хейзинга долгое время преподавал в Гронингенском университете — одном из самых престижных в Голландии, затем перешёл в Лейденский университет. В пору нацистской оккупации Нидерландов в 1942 году ему вначале запретили преподавать, затем он был арестован и отправлен в концлагерь, где провёл три месяца с августа по октябрь того же 1942 года. После его выпустили, но преподавать запретили; умер учёный в феврале 1945 года, проживая в доме коллеги по университету Рудольфа Клеверинги, который не побоялся дать кров своему опальному другу. 

Самыми известными работами Хейзинги при жизни стали труды, посвящённые Средневековью: «Осень Средневековья» о культуре Франции и Нидерландов XIV–XV веков и «Эразм» о сложном и противоречивом голландском философе и теологе Эразме Роттердамском. Но сейчас большинство людей знает его как автора труда «Homo ludens» и концепции, утверждающей, что игра – это основополагающая часть человеческой культуры. Почему исследователь так полагал? 

Что есть игра? 

Главный лейтмотив главного труда Хейзинги — «Человеческая культура возникает и развёртывается как игра». Исследователь полемизирует с общепринятым определением человека как homo sapiens — как человека разумного, и утверждает, что на самом деле человек является homo ludens — человеком играющим.

Игру исследователь полагает делом максимально важным: если в самом начале этой статьи мы приводили цитаты из «Гамлета» и «Пиковой дамы», где игра выступала чем-то, противоречащим истине, притворством и ложью, то для Хейзинги игра есть суть человеческой культуры. 

Признаки игры

Игра должна быть несерьёзна; она должна быть свободной, ибо ей предаются в свободное время; она проходит в особом игровом пространстве, что сближает её с сакральным действом, для которого тоже всегда выделяется отдельное место; и она всегда подчинена правилам. К тому же, игра противопоставлена биологической необходимости: здесь исследователь особенно акцентирует внимание на избыточности сексуальной игры над целями биологического спаривания. 

Игра и язык

Много внимания Хейзинга уделяет представлению игры в языке: так, анализируя греческий язык, он обнаруживает три способа её обозначения: παιδιά (пайдиа — «ребячества»), ἄθυρμα (атюрма — «ерунда») и ἀγών (агон — «состязание»). Разные слова для обозначения он находит и в санскрите: kridati (забавы детей и животных), divyati (бросать жребий), tandeln (подражать, высмеивая). В японском игра имеет один корень с вежливостью, а в семитских языках — с издевательством.

Здесь было бы любопытно провести параллель с голландским словом, обозначающим игру — Spel. С точки зрения происхождения оно имеет один корень с протогерманским *spellam, означающим «говорить», «рассказывать». Таким образом, игра и разговор сближаются; а если вспомнить, что в английском to spell стало обозначать ещё и «заклинать», то мы видим, как снова сближаются игровое и сакральное пространства. 

Игра может лечить душу. Об этом мы рассказываем в статье «Игровая психотерапия» 

Многоликие игры

Одним из основных положений труда Хейзинги в том, что игра древнее человеческой культуры: элементы игры мы наблюдаем у животных, при этом чем развитее животное, тем больше в его поведении можно встретить её элементов. 

Сама человеческая цивилизация, её мифы и религии, имеют именно природу игры. Таким образом исследователь объясняет явную избыточность человеческой культуры: для простого выживания физического тела в недружелюбном пространстве в ней явным образом много лишнего. 

Игра и музыка

Хейзинга обращает внимание на тот факт, что у многих народов исполнение мелодий на музыкальном инструменте называется игрой. Примечательно, что такая ситуация встречается в славянских языках, в германском, во французском и в арабском. И если в случае языков европейских можно было бы предположить некоторое заимствование, то арабский совсем выбивается из и так не вполне стройного ряда.

Учёный выделяет в понятии игры и в понятии музыки два общих основания: ритм и гармонию. Как игра структурирует жизнь и приводит её в некий порядок, так и музыка служит опорой для человека: здесь стоит вспомнить античные воззрения на этот вид искусства и прочую музыку сфер. 

Музыку тоже играют. О влиянии музыки на мозг вы узнаете из нашей статьи «Игра на пианино улучшает когнитивные способности»

Игра и правосудие

В правосудии Хейзинга обнаруживает вполне очевидную состязательность: любой судебный процесс это спор о справедливости и несправедливости, о правде и неправде, о победе и поражении. Одним из важнейших типов игр учёный считает так называемые агональные игры — то есть как раз таки состязательные.

Вдобавок он замечает, что в современной ему западной традиции суд имеет признаки театрализованного и формализованного действия: и речь даже не только о париках, мантиях и молотках, но также и о строго заведённом порядке судебных заседаний, отклоняться от которого нельзя ни при каком случае. 

Игра и битва

В войне и в военном деле в принципе Хейзинга также находит элементы игры, вначале приводя в пример средневековые рыцарские турниры. В них изначально кровавая распря превращалась в пышное и нарядное действо со своими строго оговорёнными правилами. Исследователь подчёркивает, что для сражения и битвы в истории человечества всегда выделяется отдельное поле, отдельная площадь: это также сближает битву с игрой, которая ведётся всегда в отдельно отведённом месте.

Впрочем, здесь Хейзинга горько заключает — тут нужно вспомнить, что книга вышла в 1938 году, за год до Второй мировой — что «современная война, похоже, утратила всякое соприкосновение с игрой; высокоцивилизованные государства полностью покидают международно-правовое сообщество и бесстыдно исповедуют принцип pacta non sunt servanda [договоры могут не выполняться]».

Игра и современность

Язык, религия, любовь, искусство, философия, война, политика, этика и эстетика — всё в человеческой культуре, по Хейзинге, пронизано игрой. Кроме современности, в которой исследователь видит всё большее угасание игрового начала. 

Учёный диагностирует, что в современном ему обществе игровые формы всё более и более деградируют: распространяются притворство и обман, которые противоречат самой концепции честной игры и становятся игрой притворной; правила лишь декларируются, но нарушаются повсюду. 

По его мысли, «подлинная культура не может существовать без игрового содержания», ибо она имеет потребность в самоограничении и помещает себя в некие добровольно принятые границы, где она абсолютно свободна; культура хочет, чтобы в неё играли. Культуру своей семьи, её традиции — а также и описание любимых детских игр — можно записать и передать следующим поколениям в нашей Цифровой капсуле времени!